АЛЕКСЕЙ ДАЕН. ВЗГЛЯД СНИЗУ.
СТИХОТВОРЕНИЯ.
ЧАЙКИ
Сергею
Шабалину
Переглянулись
чайки
и
разлетелись –
вторя
моим родственникам – близким и незнакомым –
на юг
и на
запад
Сколько
тех чаек было?
Эти
мысли оказались весьма совместимы
с
капелью
когда я
направлял объектив на останки снега –
серого
снега –
на
скрюченых по-старушечьи ветках
дерева
во дворе –
на фоне
спортивной площадки
облюбованной
детворой разноцветной
бьющей
по мячам
головами-ракетками-ногами-руками
обращающей
ноль внимания
на
самолёты
певчих
птиц
лающих
собак
вой
сирен
гудки
авто
свисток
регулировщицы в оранжевой жилетке
фотоаппарат
в ожидании
перенацеленный
на флагшток –
любимое
место моей чайки
20 ЛЕТ БАРХАТНОЙ РЕВОЛЮЦИИ
Здесь
можно жить –
запах
влажных поленьев
сладковатый
– в печи –
из
трубы –
дым
иссиня-серый –
улетает
в сумерки
греть
низкие облака
пока я
охлаждаю гортань
вязким
пивом
и
Президент предлагает
надписать
свой мемуар
ЗВОНКИ
многие люди
считают себя моими друзьями
имеющими полное право
знать всё о моей жизни
их вопросы
неразнообразны:
как дела?
что нового?
как твоя?
как здоровье?
что сказал врач?
когда появишься на людях?
и опять:
так значит
со здоровьем всё в порядке?
порой не пойму:
толи имя и номер мои
в их телефонных книжках
записаны карандашом
толи они на последней странице
СВЕТЛЯЧКИ/NYC
Ночью в квартиру мою светлячки залетают. Лежу с открытыми глазами и слежу.
Зеленоватые точечки вспыхивают и гаснут. Как и мысли мои. Тьма; и звёзды зелены.
Четыре, нет, – пять их. Одни в метре от пола, другие в двух.
Один под потолок забрался – четыре с малым метра.
Вспышка крохотная, и угасание вниз. Несколько прохладно. Градусов семнадцать.
По Цельсию. И не влажно. Идеальная пиджачная погода. Но ночь. И одеяло до кадыка.
Закрываю глаза. Пещеры перуджийские. Открываю – Марсово поле.
Закрываю – Чернобыль.
Открываю – Центральный Парк.
Закрываю – пепел ВТЦ. Открываю – красота.
Не спать, не спать! Но и не вставать – не мешать светлячкам творить чудесное.
Превращать мой угол в искусство должны они. Но чёрт дёргает.
Встань и закури в унисон зелёным, – говорит.
Чёрное, красное, зелёное. Светлячки не залетают, когда дамы у меня ночуют.
Не хотят мешать? Или тайны о красоте хранят мои? Не спросить безмолвных.
Черчу прямые между ними. Эта форма на параллелепипед похожа,
а вчерашняя на звезду Спасской башни походила. И все на фоне квадрата чёрного.
Просыпаюсь. Ничто не снилось. Или не помню. Кофе чёрно-коричнев.
Выхожу на веранду засветло. Свежий ветер с реки волосы колышет.
Кто–то затормозил резко. Вдалеке. И кондиционеры молчаливы.
Не влажно, но будет к полудню. Влажность летнего города
с косой меня сопровождает.
Три месяца предынфарктного состояния.
В Москве, ровно год назад (июнь, 2006), пух тополиный ватой облегал пиджак мой,
а сейчас трёхмиллиметровые зелёные деревьев семена в волосах.
И кофе с сигаретой в даль испаряются. Вернуться в кровать?
Или город предрассветный послушать? Второе.
Конечно, – второе!
А вот и птичка запела первая. Только природы её не знаю.
Что слушать, впрочем, и не мешает. Да и в памяти рыться
в этот час неэтично по отношению к себе самому. А разум
в короткую даль дня устремляется. Но, работы кроме,
ничего не видит. Но, нет, вечер забрезжил. И женщина в нём.
И улыбка её тёплая, и смешинки у глаз. И стрекочет о чём-то.
Только голос и слышу. Музыкален он. И поддакиваю.
С чем соглашаюсь? Против чего протестую? Смотрю и улыбаюсь.
И взгляд ловлю. Нежный-нежный - винный.
И жестикуляцию зрачками пританцовываю.
И
светает.
И светлячков не видать.
И тем же утром на улицу. Люди заспаны.
Дворники орошают тротуары холодной водой из шлангов.
И улыбаются.
Беру газету бесплатную из рук разносчика и гляжу в заголовки слепо.
Ничего не произошло, пока я спал. И это нравится.
Толчея на станции метро. Неверное движение равно попаданию под поезд.
А если визуально познакомиться со знаком равенства, то шпалы спасением
выглядеть станут, хоть и норовят иначе.
Кое-как втираюсь в вагон. Не до поручня. Груди женские в живот мой упираются.
А личико – так себе. Сексуальна романтика часа пик.
Минуты дам.
ЗАЛ
новая клавиатура и напиток рядом, –
географически на параллели,
иной лишь градус
если приблизить объектив (50мм) на расстояние
38, то угол выбьет глаз – с корректировкой –
ниже 40, –
и так лучше
незаметно время
на угол градус разменяв
астигматизм флюоритом
баллом 5 раздвинуло –
пространство
между объектом и неважно –
чем за ним –
бокэ лишь гаммой
не дрогнуть – здесь момент
хотя и дрожь пойти на пользу может
как артистически-художественный шаг
к пустому залу –
зал после постройки пуст –
ни выблядка, ни прохиндея
штатив расставил ноги шире
он так и до мышей
до… макрообъективом
…лишь до вспышек –
сквозь диффузию
пластмасс
ПОСЛУШАЙ ДЯДЮ!
резкий!?
ну, загнул ты, дядя.
в фотографиях, да и то – не всегда,
знаешь ли, рука с перепоя... не трынди... себе наливай.
а как слепок с лица... та посмертная маска?
что Сливка делал? да и сливки со Сливки не снимешь уже.
а в Уэльсе... да что в Уэльсе... как в Калифонрии – у Монтерея... почти.
ни Монтень меня. о чём разговор-то?
ах, да! помню такого. кажется, он только вчера ушёл.
или вышел.
и ты иди.
+++
Полёт Б-52
Быстрее
С мёртвым самолётчиком внутри
высокие ходят
в глаза
заглядывают
длинноногие
брюнетки
по Праги
брусчатке
…не бляди –
женщины
ежедневно